Мне всегда хотелось уметь петь.

Когда был совсем маленький, отчётливо осознавал: стоит освободить себя от липкого юношеского стеснения и распахнуть лёгкие, как голос вырвется на свободу самостоятельно, упругий, сильный, безошибочно прыгающий по камешкам тональностей. Иногда снилось, как именно распахивались лёгкие: створки раковины, обитой розовым бархатцем изнутри. В апокалиптический момент, перед самым пробуждением, неизменно видел себя на яркой просторной сцене у микрофона. Безликий зал благоговейно внимал, а звук моего голоса плыл над головами, принимая самые причудливые формы и пытаясь занять собой как можно больше места: средние ряды, дальние, потом выше, балкон - и по потолку обратно к сцене, упасть к ногам своего божества.

Потом было семь лет с клубничным тортом, и меня отдали в музыкальную школу, где преподавательница, похожая на Ломоносова, что лыбился с портрета в кабинете отца, в течение года убеждала меня и мать "в совершенном отсутствии у мальчика музыкального слуха". Я скрипел зубами, но продолжал всюду таскать с собой папку, набитую полосатыми тетрадками, надеясь, что терпение будет вознаграждено более милостивым ко мне отношением "ломоносихи", как я её про себя называл. Сцена с голосом больше не снились; зато снилась душная пыточная комната с толпой гомункулов, проводящих надо мной целую серию опытов. Из-за этих еженощных мучений я боялся засыпать, пил за ужином по нескольку кружек кофе и даже стащил из аптечки пузырек нашатырного спирта, который судорожно вдыхал, стоило сну начать брать надо мной верх. Мама тихо расстраивалась и боялась, что я по ночам мастурбирую, в связи с чем отец был призван провести со мной «разъяснительную» беседу, окончившуюся сакраментальным: «Ну что ты, как придурок, а?.. Зачем тебе эти бабские завывания?..» В итоге меня отдали в секцию бокса, куда я ходил раз в месяц, чтобы тренер знал меня в лицо и при случае мог сказать родителям что-нибудь обнадёживающее на мой счет.

В тринадцать лет мне снились голые телки, тойота «авенсис» и Димыч с нашего класса. Только вы не подумайте чего плохого, никаких «голубых» наклонностей у меня не было, просто Димыч играл на гитаре, громко и страшно орал на весь двор «Алису», и как раз в то время собирал свою группу. Мне, как проучившемуся целый год по классу «фоно», было предложено играть на барабанах и петь. Играть на барабанах, равно как и петь, я не умел, но Димыч этого не знал, и в силу отсутствия полноценных репетиций (не считая димычевой гитары, инструментов у нас не было, также как и репетиционной точки) «спевались» в ходе бесконечных попоек. Я пытался отстукивать ритм на коленках, и после портвейна, откровенно говоря, получалось не так уж и плохо. С утра жутко болела голова, и страшно было того момента, когда в мое распоряжение предоставят настоящие барабаны. Домашнее гестапо в виде мамы обнюхивало меня каждый вечер и досматривало карманы и ботинки (?!) на предмет сигарет и наркотиков. Несколько месяцев спустя мне стал сниться так и не прочитанный мною «майн кампф» и дорожный каток с Памелой Андерсон за рулем, беспощадно стирающий в порошок барабанную установку.

К двадцати трем годам я успел:
- вылететь из института с факультета, закончить который не мог разве что дебил или совсем уж тунеядец;
- единственный раз выступить с группой Димыча в местном Доме Офицеров (перкуссия и бубен);
- разодраться с Димычем в пух и прах на почве моей неспособности «бубнеть в бубен» там, где положено;
- три раза попасть в вытрезвитель;
- с горя, известному каждой нереализованной творческой личности, пропить мамины золотые серёжки, и впоследствии, в качестве жестокой расплаты за это, грустно помахать рукой вслед моей мечте о батином «опеле», где я уже мысленно перетрахал всех половозрелых баб нашего города;
- поторговать «палёными» дисками на рынке;
- написать два порнографических рассказа, имевших оглушительный успех у мамы, чудом добравшейся до моего несчастного «бука». Успех этот, как вспомню, до сих пор отдаётся в башке маминой затрещиной;
- съездить в Москву на концерт «Металлики» и ходить после этого «на ручнике» два месяца.
…Снились мне в то время женские гениталии, экзамен по вокалу (?!) и ужасный глумеж над трупом Билла Гейтса.

Сейчас мне сорок три. У меня умная, но страшная жена и красивая, но глупая, студентка-любовница. Обе бесконечно требуют денег и внимания. Ещё у меня простатит, дикое отвращение к отечественному телевидению и собака по кличке «Гомункул». Простатит требует лечения; телевидение - чтобы его обругали; псина… Хм. Кормит его и выгуливает жена, поэтому пёс от меня не требует ничего. За это я его и люблю. Но главный предмет гордости – это мой магазин музыкальных инструментов и всевозможного сценического оборудования. Все то, о чём только может мечтать начинающий и продолжающий карьеру музыкант. Признаюсь как на духу, что чувствую поистине извращённое удовольствие, когда вижу щенячий восторг в глазах приходящего поглазеть молодняка. Ощущение вполне в духе владельца шикарной коллекции элитных вин, при этом страдающего циррозом печени и полным отсутствием обоняния, не имеющего возможности распробовать ни один букет винного вкуса… Недавно я спонсировал Димыча и его компанию на запись альбома. Получилось полное говно, но Димыч остался счастлив и разослал своё творение куда ни попадя в надежде на «резонанс». Резонанс всё же был. Воинствующие гопники разбили Димычу старенький «жигулёнок»; а чуть позже их группе пришло приглашение на какой-то региональный фестиваль. Радости не было предела. Проводили их шумно, пьяно и торжественно. А пока Димыч был на фестивале, меня «выловила» его подруга – неопрятная, но эффектная девица. Я угощал ее шампанским; она плакала, жаловалась на бестолкового Димыча и просила денег. Денег я ей дал, но потом полночи самозабвенно трахал…
И ведь, что самое удивительное, мне сейчас снова снится сцена. Голос (правда, не мой, а Димыча) вырывается из динамиков, «предоставленных уважаемым спонсором» (мной); разворачивается, заполоняет собой всё свободное пространство, отталкивается от задних рядов, стен, потолка; дымовой завесой стекает обратно на сцену, к ногам своего драгоценного божества... К моим ногам. Потому что Димыч и за двести лет не рассчитается с кредитом, данным мною им на покупку инструментов, студии и визжащих за сценой баб…

Познакомься с народом
Напишите мне