*** Все грезишь греками... ***
Все грезишь греками...
Гречишные глаза
обращены к согретым солнцем водам,
соленым от пролившихся в них слез...
Никто не озадачится всерьез
твоим спокойным косвенным уходом
в себя, на дно...
Греховная тоска
на гребне чувств затянет поволокой;
хорош Олимп, - да падать далеко...
Прибрежной пеной вспучит молоко,
сбежавшее, как водится, до срока, -
но ты не станешь злиться сгоряча:
за белизной свернувшегося с горя
темнеет даже светлая печаль, -
к лицу гречанкам горестно молчать
и лишь молить о милосердьи море.
.
.
.
*** Отдели меня... ***
Отдели меня, боль, отслои.
Отпусти на пределе усилий.
Слишком долго носила твои
я венки из безжизненных лилий.
Некрасива иссохшая плоть, -
будь цветком или женской рукою -
все равно. Ты убил меня, хоть
оживала, казалось, тобою...
Расплескала росинки любви
по полям отчуждений. Как сухо
на душе оставляемой. И
по дороге - ни перьев, ни пуха...
Ухожу светотенью в рассвет
за поля из увядшего цвета,
чтобы даже за тысячу лет
ты, убивший, не вспомнил об этом...
.
.
.
*** Звучная ночь ***
Казалось, проказливый ливень
венчает причастных счастливых
с разлившейся сливочной ночью,
очищенной щелочью снов,
навеянных ветреной трелью
острящих стрельцов-менестрелей,
плюющихся в сплющенных прочих
бесчисленной тьмой соловьев, -
растрепят теперь всему свету
туманную матовость лета,
сбежав от набега бегоний
за звездность изнеженных фраз.
...Луной голубые разливы
отвыкнут от выстрелов ливней, -
прохладные крохи-ладони
ласкают легчайшей из ласк.
.
.
.
*** Жар-ЖаворОнка ***
А жаворонком сложенная песня
сжимала горло и сушила жабры.
Безбашенность живых, прилежно храбрых,
сражала прежде.
Зажигаем вместе -
пожар не тушат, даже если жарко, -
грешат на жертвы и жалеют громко;
а жар сжигает, жалит вороненка, -
воронка лжет непрошенным. Закалка
уже не сглаживает нежной кожи шрама...
Я ждать устала. И жалеть устала.
Ложатся желтой неживикой жёнки.
Жених, отрежь. Сижу жар-жаворОнкой...
.
.
.
*** Не при чем ***
На краю земного рая -
отпусти меня! - играю.
А потом твоей сестрою
безнадежно глазки строю;
изучаю понемногу
к дорогой душе дорогу:
не касаясь даже взглядом,
удержу тебя я рядом.
Надоест - возьму обманом, -
изведу густым туманом:
разрисую в цвет разлуки
твои радостные руки.
Час спустя настанет осень,
промелькнет в улыбке проседь.
Засмеюсь лесным ручьем -
здесь я, милый, ни при чем!..
.
.
.
*** О пользе всех (без исключения) ***
Плевок назад.
еще один плевок...
плюющий в спину - как ты одинок
в своей попытке отвратить рывок
в пустое небо...
Сокращаешь срок
до мизера, предчувствуя порог,
за коим выход - вдавленный курок...
Почувствуй боль, припрятанную впрок
для сотен расходящихся дорог...
Когда очнешься рядом бок о бок
с такими же упавшими в песок,
размытый слизью от нарывов ног,
начнешь распад на атомы, - итог
беспечных в невоздержанности строк.
Но от тебя, пустого, будет прок:
дающий жизнь не может быть жесток -
возок навоза, гнилостный цветок, -
с овцы паршивой вшивой шерсти клок.